вот он суд. Судья, тётка бальзаковского возраста, взялась за вожжи и погнала обычным манером процессуальную повозку судебного разбирательства, ставя обе стороны в абсолютный тупик.
— Где вы сейчас живете, истец?
— Не понял, — включает дурака Владимир Сергеевич. — Как то есть где живу? Живу. По улице Оренбургской, где эти живут…
Он ткнул ладонью в сторону бывшей супруги и дочери.
— Нет, подождите, — нагибает голову судья. — Вы нам скажите конкретно: где в настоящий момент живете?
— По улице Солнечной, гостинку снимаю.
— Понятно, снимаете, значит, комнату гостиничного типа, — продолжила судья, глядя в сторону секретаря. Та нагнулась к листу и записывала ответ.
— И вы решили, что имеете право вернуться на улицу Оренбургскую — правильно я вас поняла? На чем основано ваше требование?
Орлов распух от волнения. Требования какие-то.
— Истец, поясняю вам в очередной раз, что бремя доказывания несут стороны. Вы предъявили иск на выселение своей дочери, кроме того, вы хотите, чтобы мы вас вселили на спорную жилплощадь. На чем основано ваше требование? Можете нам объяснить? Или вам нужна помощь адвоката?
Истец затравленно оглянулся в сторону адвоката, нанятого ответчиками, и сипло проговорил:
— Нет, ваша честь, уж как-нибудь обойдусь. Мне ведь чего надо-то? Мне надо, чтобы меня в квартире не трогали, чтобы я мог ей пользоваться, потому что это лично моя квартира. Я работал участковым! — вдруг повысил он голос, кося глазом в строну бывшей родни. — Да, доченька! Потом старшим участковым! И лично мне выделили эту квартиру. Она служебная, да. И никто не может мне здесь сказать, что это не так!
— Истец, успокойтесь, никто у вас ее не отбирает, — сказала судья. — Просто расскажите, почему вы стали проживать по улице Солнечной.
Через пень колоду Владимир Сергеевич поведал о том, как супруга вдруг стала встречаться с другом семьи, как дочь, родив ребенка, стала жить в отцовской квартире, хотя имела жильё, полученное от милиции.
— Урод, — отчетливо произнесла у него за спиной Люська.
— Не понял?! — ликующе воскликнул Орлов. — Повтори, что сказала!
— Раскатал губы! — поддержала ее мать. — Уехал и живи там, а нас не касайся — понял!? Ты еще мелко плаваешь…
Судья хлопнула ладонью по столу и сухо произнесла:
— Замолчите! Еще слово, и я вас оштрафую, ответчики.
Шло второе судебное заседание, и судья во что бы то ни стало решила закончить дело вынесением решения. Закончить сегодня, потому что тянуть время не было никаких оснований. Зачитав материалы дела, она объявила об окончании судебного разбирательства и, выслушав прения сторон, в течении которых ничего нового не прозвучало, судья удалилась для принятия решения. Минут через двадцать в этом же зале звучали ее слова о том, что ответчик Козюлина Людмила Владимировна подлежит выселению из спорной квартиры, а истец Орлов подлежит вселению. Такова была резолютивная часть.
— Решение в окончательной форме будет готово через пять дней, — разъяснила судья. — Стороны имеют право в десятидневный срок обжаловать его. Понятно постановленное решение?
Стороны молча кивнули — чего тут непонятного-то! — и потянулись к выходу из зала, а в коридоре опять сцепились.
— Мы тебя без суда и следствия, как партизана, — принялась за старое Люська.
Я не узнавал человека. Всё это время я находился в коридоре, либо на задней скамье в зале, стараясь не вступать в дискуссии на чьей-либо стороне. На моих глазах Люська окончательно растоптала в себе офицера милиции. Теперь это была обычная баба, для которой собственная ошибочная идея казалась дороже всех остальных.
— Кто вы такие, чтобы пугать? — защищался от нападок Орлов. — Скажите, ну кто вы есть на самом деле? Бабы и есть.
И тут Люська вдруг перекинулась на меня.
— Может, ты скажешь, для чего весь этот сыр-бор? Для чего ты здесь? Помогать пришел?! Этому?! — Она качнула головой и продолжила: — Зря ты так, Коля. Я на тебя всю жизнь надеялась и даже защищала, когда тебя самого могли растерзать — забыл?
— О чем ты? — не понял я.
— Ну как же, о чем… То что ты ходишь до сих пор по земле — ты мне должен быть благодарен. Дошло? А теперь нам пора, потому что тошнит смотреть на обоих.
— Как ты смеешь! — воскликнул Орлов. — Он тебя спас! Ты до сих пор гнила бы на том пароходе!
— Ой, ну ты даешь! Молчи! Овёс, пропущенный через лошадь…
Развернувшись, Люська с матерью поспешили к выходу. Орлов стоял с разинутым ртом, прижав ладонь к груди. Потом он присел на скамейку и так сидел, временами тряся головой.
— Когда просмотрел — не знаю, — бормотал он. — Не знаю, Коля, и всё тут…
Мне в этот день некуда было спешить, поскольку мне дали отгулы, целых десять дней, за несколько кавказских суток, почему-то не включенных в оплату.
— Теперь-то что же мне делать? — наконец спросил Орлов.
— Вселяться, Владимир Сергеевич, — ответил я. — Вселяться и жить.
Мы поднялись со скамьи, спустились к первому этажу и вышли на улицу.
— Почему она всё время теперь говорит, что казнит меня без суда и следствия? Откуда это у нее?
Мне по-прежнему было жаль их обоих, хотя, естественно, Люська давно вышла за рамки дозволенного. Возможно, она надеялась на чью-то защиту. Однако Паша давно отчалил в мир иной, тогда как Гоша не был человеком, на которого можно было надеяться. Оставалась непонятной упёртость Люськина. Из нее перла отвага, граничащая с безрассудством.
— Она словно бы думает, что отец ей больше не пригодится, — бормотал дядя Вова, скребя пальцами в сигаретной пачке. Выудив мятую сигарету, он распрямил её, скрипнул зажигалкой и раскурил.
— Отец ей больше не нужен, это факт, — рассуждал он задумчиво, — нет, не нужен. Они даже внука теперь мне не дают.
— Можешь подать исковое, чтобы их обязали…
— Ага! — выкатил он глаза. — Чтобы я ещё раз в это здание приходил?!
Орлов искоса посмотрел в сторону судебного крыльца.
— Иного выхода у тебя нет, дядя Вова.
— Как хотят, Коля. Как им угодно, — вздохнул он, часто моргая и закатывая глаза. — Но в суд я больше не ходок, потому что это же нервы. Всё-таки я же им не чужой был когда-то. А тебе спасибо, что пришел, поддержал своим присутствием. Видал, как ощетинились, когда тебя увидали. Они мечтали, что у меня никого не будет.
Мы завернули за здание РУВД и нос к носу столкнулись с Вяловым.
— Какие люди и без… — привычно заорал он старую песню, но почему-то осёкся.
— Без чего мы? — хищно улыбнулся Орлов. — Заканчивай, если начал, Дмитрий Геннадьевич.
— Без бутылки и без закуски! Дело я только что прекратил… — оживленно проговорил тот, выбивая из носа приличную порцию соплей в
